Чтобы хоть как–то изменить ситуацию, старейшая в стране (пошtл 24-й год) частная клиника ARS к 2013 году собирается открыть в Латвии частную больницу, для создания которой нужно около 14 млн евро. По прогнозам Мариса, ее оборот может достигать 4–5 млн латов в год.
Медицинская страховка в латвийских реалиях
— Для вас кризисным оказался 2010 год, когда оборот упал на 36%. За счет чего такое падение и почему с «задержкой»?
— Да, кризис вроде бы начался в 2008 году. Но вначале это не сказывалось на наших показателях. Даже в 2009 году первые 9 месяцев шли с ростом оборота и посещаемости. Причина проста: у людей еще были приобретенные годом ранее страховые полисы, да и сбережения тоже. И глубину кризиса люди тоже осознали не сразу. Так что до нас эти тенденции в экономике дошли с задержкой на полтора года. И начало роста в нашей отрасли также будет со сдвигом: сперва должна восстановиться экономика.
— Какие прогнозы на этот год?
— Оборот немного вырастет — на 7–10%, примерно до 5 миллионов латов. А заработать планируем 50–100 тысяч. Это больше, чем в прошлом году.
— Я слышал точку зрения, что ваше падение — отчасти из–за сложных отношений со страховыми компаниями, которые продают полисы: клиент приходит в ARS и видит, что оплачиваются консультации далеко не у всех специалистов, хотя в полисе написано иначе.
— Это правда. Но я объясню причины. В Латвии в тучные годы было около 900 тысяч работающих жителей, и треть из них — примерно 300 тысяч — со страховыми полисами от 12 страховых компаний. Объективно это значит, что страховые компании свои риски никак не могли покрыть: по мировым стандартам для одной страховой компании для нормальной работы в сегменте здравоохранения нужно как минимум 10 миллионов клиентов. А во всей Латвии в 5 раз меньше жителей! И даже если бы все они, включая младенцев и пенсионеров, были застрахованы в одной компании, этого бы не хватило. А у нас компаний и сегодня 12. Работающих же людей еще меньше. И застрахованы из них от силы 200 тысяч.
В итоге — ненормальная конкуренция между страховщиками. В тучные годы они демпинговали, продавали дешевые полисы, лишь бы завоевать долю рынка побольше. Но как только клиенты стали активней ходить по врачам, у страховщиков пошли убытки. Естественно, они начали сильно давить на медицинские компании. В итоге мы были вынуждены снижать цены. Сегодня такое ощущение, что страховщиков мало волнует качество и результат: вылечат их клиента или нет — неважно. Их интересует только сокращение затрат. Предприятия стали приобретать полисы подешевле. Значит, это сокращенный диапазон медицинских услуг.
При этом в договорах вроде сказано, что клиент имеет право на определенный диапазон услуг. А на практике, если клиент едет в Болдераю, для него там шире спектр услуг, потому что там расценки ниже.
— Конкретный пример: у человека хорошая страховка, в которой записано, что консультации специалистов в ARS — бесплатно. Но когда он к вам приходит, оказывается, что некоторые специалисты консультируют за деньги. В итоге клиент, мягко говоря, не рад…
— Да, причем клиент обычно винит нас, хотя это не наша вина! Для своих клиентов страховщик пишет такие правила, как вы сказали. А нам в договорах страховщик пишет совсем другое, и там оговорены детали, что оплачивается полностью, что — частично, а что вообще не оплачивается.
— Некоторые врачи говорят, что страховщики требуют с них скидки до 50%. Правда?
— В нашем случае — не совсем. Мы ведь когда-то гордились, что у нас один прейскурант для всех: местных и иностранцев, тех, кто платит деньгами, и пациентам с полисом…
Как заманить средний класс
— Когда-то гордились — сегодня уже не гордитесь?
— Уже нет. Вследствие кризиса, под давлением страховых компаний, мы в некоторых случаях делали исключение: для некоторых полисов снижали цены. Но это не стало системой. Вообще, почему медицинские фирмы идут на уступки страховщикам — только ради повышения оборота.
Более того, в тучные годы некоторые наши конкуренты даже были заинтересованы именно в пациентах с полисом. Мол, проще человека погонять по разным процедурам — все равно страховщик платит. Зачастую в фирмах застрахованного пациента старались, скажем так, обследовать получше, нежели человека, который платит из своего кармана и на каждую процедуру смотрит с прищуром «а мне это надо или нет?» У нас такого интереса не было, и так всегда очередь стояла. Хотя, конечно, все мы люди, и в других условиях все могло быть по-другому. Но у нас даже объективной необходимости не было: очереди и так стояли, не надо было их искусственно удлинять.
— Сейчас не появился такой интерес — удлинить очередь, раз уж клиентов стало меньше?
— Если бы и появился, ситуация не позволила бы. Рига очень маленький поселок, тут всем все известно. Мы знаем, что происходит у страховщиков, что — у конкурентов, а они, в свою очередь, знают, что и как у нас. При этом контингент у нас один на всех, и довольно ограниченный. И он тоже не хочет переплачивать, а страховки теперь зачастую покрывают минимум услуг.
— Принято считать, что ваш контингент нормально зарабатывает.
— Все относительно. У нас есть свои социологические исследования с самого начала работы, с 1988 года, когда мы создали кооператив. Наш основной клиент — средний класс. А он сейчас не то чтобы совсем уничтожен в Латвии, но остался в сильно сокращенном виде.
Богатых людей у нас совсем немного — на всю страну было порядка 700 миллионеров, а теперь лишь 300. Это небольшая аудитория. И главное, они не все больны. И даже если болеют — у них есть выбор, где лечиться. Иногда используют наши возможности, а иногда летят в Германию или Швейцарию. Рожать, например. Причем я знаю, что у некоторых из этих людей был интерес инвестировать средства, чтобы создать в Латвии нормальное частное родильное отделение. Но когда они узнают, сколько это стоит, улетают рожать в Швейцарию.
Еще в Риге проживает около 5 тысяч иностранцев — работников зарубежных компаний, посольских с членами семей. В большинстве случаев все они являются нашими клиентами. Но они тоже не так уж больны. И при этом мы годами наблюдаем, до какого уровня они доверяют нашей медицине. У нас были на учете беременные дамы, в том числе супруги послов, и вроде бы они получают весь сервис на месте и говорят, что все тут отлично. Но потом за две недели до родов эвакуируются из страны через аэропорт.
«Больницу откроем в 2013 году»
— При этом у вас были планы вертикальной интеграции — вы хотели сделать свою частную больницу…
— Да. Этот план никуда не делся.
— Он у вас был еще с 2007 года…
— И затормозился из–за кризиса на два года. Бывшая больница Красного Креста на Яня Асара — давно наша собственность. Мы выкупили здание и землю. И к концу 2013 года надеемся открыться.
— На чем будете специализироваться?
— Там будет общая хирургия, гинекология и родильное отделение.
— Надеетесь, что после открытия наши обеспеченные сограждане и иностранцы в Швейцарию летать будут меньше?
— Я в этом уверен. Все можно создать на месте: специалисты в Латвии очень хорошие, все необходимое техническое оборудование есть. Просто в медицине нужен другой менеджмент. Но государство в своей епархии этого не сделает. У нас в госмедицине есть хорошие профессиональные возможности сократить врачебные риски до минимума, но там не хватает сервиса. А где чуть лучше сервис, с безопасностью как когда.
— И вы говорите, дело только в менеджменте?
— И в финансах. Чтобы восстановить эту больницу, нам нужно вложить только в реконструкцию 10 млн евро. И еще 3-4 млн евро — в оборудование. Это серьезные средства, а банки в последние три года практически не финансировали экономику. Теперь кредитование вроде возобновилось, но поодиночке банки не хотят брать на себя риск. Но есть возможность объединить усилия двух или даже трех банков, сейчас ведем переговоры.
— Вы вроде думали привлечь частных инвесторов, в том числе фонды рискового капитала.
— У нас есть такие предложения, но… (Пауза.) Банковский кредит — это пусть и местами непростой, но в целом все же самый простой и дешевый вид финансирования. Инвесторы — это если нет другой возможности.
— Не хотите пускать чужих людей в бизнес?
— Речь скорее об их аппетитах: рисковых капиталистов интересует быстрая отдача — за 5-7 лет, причем с доходностью на уровне 25-30% годовых. А для медицины такая отдача нереальна в принципе. Среди этих инвесторов есть люди даже вполне симпатичные, с которыми было бы легко сработаться, но интерес там один. Так же, как у страховщиков — их разве интересует выздоровление клиента? Нет, их интересует прибыль.
— А вас она не интересует?
— Интересует. Но вот разница: те же страховщики не согласны во время кризиса покрыть убытки в сфере страхования здоровья другими видами бизнеса, которые приносят прибыль. А мы это делаем каждый день: у нас тоже есть услуги рентабельные, а есть нерентабельные по определению. Но они нужны. И это наша проблема, за счет каких услуг покрывать эти локальные убытки, чтобы клиент ничего не почувствовал. К сожалению, есть и другой подход: делать только то, что рентабельно, а что не приносит прибыли — извините, идите в государственную клинику. Но так нельзя: один раз отправишь в госклинику — и клиент может уйти насовсем.
— О проекте больницы: какие там прогнозы по обороту и рентабельности?
— Годовой оборот — на уровне 4–5 миллионов латов. Это вполне реально. Но рентабельным этот бизнес станет лет через пять...
— Когда откроете больницу, будете переманивать лучших врачей из государственной медицины?
— Да, именно так.
— Насколько больше им заплатите, чтобы они перешли к вам?
— Вот спасибо за этот вопрос. Можете не поверить, но я буду утверждать: зарплаты, конечно, очень важный элемент мотивации, особенно в наши дни, но этот элемент не главный для лучших врачей. Есть более важные вещи, чем гонорар. Например, отношение к специалисту, признание: если люди идут именно к тебе и платят за это деньги, это уже оценка рынка. Или условия работы: в государственной больнице врач за скромную фиксированную зарплату делает всю работу, сколько бы ее ни было.
Правда, работать в Республиканской больнице — это все же престижно. И еще: там хорошие спецы потому и являются хорошими, что там интересный и сложный контингент. И хорошие врачи в нем заинтересованы. У нас процент интересных находок для врачей куда ниже.
— Хотите сказать, хорошие врачи могут остаться в Страдыня, потому что там интересней, чем у вас?
— Ну, они ведь не переходят к нам насовсем. Они эти работы совмещают. Например, специалисты радиологической диагностики — они могут работать и консультировать удаленно. И половину своего потенциала они реализуют в той же Страдыня, а вторую половину — у нас.
Как удержать врачей
— Вы сказали, что дальше урезать зарплаты врачам нельзя. А сколько нужно платить, чтобы они не уезжали?
— Зависит от специальности. По Оруэллу, все животные равны, но некоторые равнее. Среди врачей те, которые равнее, — радиологи. Это не только в Латвии так. Без радиологии ни одна клиника не может работать. В Норвегии, например, все эти направления отделились, стали частными, и госбольницы покупают их услуги. У нас радиологи тоже умеют считать: одна наша доктор даже зарегистрировалась в профессиональном регистре Великобритании, чтобы работать там. Потом посчитала, сколько там стоит жилье, проживание, пересчитала на латвийские расходы… Осталась. В принципе, у нас в частных клиниках такие специалисты получают более тысячи латов — и не уезжают. А, скажем, терапевт получает около тысячи за полную ставку.
— Насколько меньше получают их коллеги в госмедицине?
— Ну, официальная средняя зарплата врачей в госбольнице известна — порядка 450 латов за ставку.
— И почему они еще не уехали?
— Как вы, наверное, знаете, существует теневая экономика. В медицине тоже. В оправдание можно сказать, что даже Швейцария не истребила эту проблему. Правда, у них она составляет 3%. В Латвии, говорят, до 40%. Каков размер тени в медицине, точно не скажу. Но мы знаем, что есть возможность получить услуги, обойдя государственную очередь и не заплатив полную государственную цену. Можно заплатить половину суммы в конверте и сделать нужное исследование за пару дней без очереди...
Kriminal.lv в Телеграме
