Сейчас трудно себе представить послевоенную жизнь. Структура преступности была совершенно другой. Например, не было машинных краж — просто потому, что машины были большой редкостью. "На все наше отделение, — вспоминает г-н Блонскис, — был один мотоцикл и один автомобиль".
Зато, как начинающий милиционер, который нес службу на рынке, г-н Блонскис занимался поиском и выявлением ворованных голубей: "Были очень дорогие, породистые, краденые из известных голубятен птицы. Их перепродавали на Сенном рынке на Гоголя. Сейчас уже все и забыли, что такое держать голубятню. А у меня тоже были свои голуби одно время".
Серьезным преступлением, с которым активно боролась тогда милиция, была кража белья. Стиральных машин не было, вручную выстиранные полотенца, простыни и особо ценное имущество — одеяла, висели на веревках во дворах. Воришки это добро тырили весьма охотно. И продавали на базаре. Это была тогда целая отрасль преступного бизнеса, как сейчас кражи мобильников.
— Люди были тогда бедные. Я, к примеру, как простой постовой получал 400 рублей в месяц (это было до реформы денег). В день хватало на батон хлеба и немного повидла.
А про наркоманов тогда и не слышали. Как и о преступлениях, связанных с наркотиками, в нашем современном понимании. Легкие наркотики, вроде анаши, появились в 70-х. Тяжелых не было, по сути, до начала 80-х.
— Но и тогда по всей Латвии было по 20—30 преступлений, связанных с наркотиками, за год. Когда я работал в Огре, на весь район было целых три наркомана. Они состояли на двух учетах: и на медицинском, и на милицейском. И каждый месяц собиралась комиссия, которая решала, как бороться с этим явлением, и принимала план мероприятий.
Однако лучше всего представить себе тогдашнюю жизнь на практическом примере из жизни рядового Блонскиса.
Как Блонскис поймал несуна
Первым постом рядового Блонскиса в начале 50-х был парк Зиедоньдарзс на ул. Чака.
— Это сейчас патрулируют по двое-трое. А тогда мы по одному стояли. И добавьте такой нюанс: современных средств связи не было. Ни раций, ни мобильников, естественно. Были специальные телефоны для милиции — такие небольшие закрытые ящички, прикрепленные к стене. На Чака, к примеру, был один такой. Еще один был на Деглава... И ничего, работали.
— Вспоминается случай. По Чака тогда ходили трамваи. Входить в них можно было только через задние двери, а выходить — через передние. Если кто-то делал наоборот, его штрафовали. Как-то зимой стою на посту, смотрю — какой-то толстый мужчина вылезает через задние двери в нарушение всех правил. Я ему: «Эй, гражданин! Вы чего?» Он платит штраф (3 рубля), я ему — талон, и все нормально. На следующий день повторяется та же ситуация. Я опять штрафую этого гражданина, он опять платит: «Извините, начальник, не могу через передние пролезть...» На третий раз я его на всякий случай задержал и привел в отделение. Оказалось, что у него под пальто было три здоровых куска материала, из которого хромовые сапоги шили. А ехал этот несун с обувной фабрики «Пирмайс майс». И из-за уворованного никак не мог в передние двери протиснуться.
В итоге он получил 8 лет. Легко отделался — в те времена за хищение социалистической собственности можно было отхватить до 25.
Центральный рынок: карманники, шулеры, спекулянты
— Позже меня перевели в Московский район, где назначили оперативным работником на Центральном рынке. На базаре была так называемая оперативная группа. Я — единственный оперативный работник уголовной милиции. Надо сказать, Центральный рынок за эти годы не особенно изменился. Самым распространенным преступлением там были карманные кражи. Вот мне и нужно было заниматься ловлей этих карманников.
Как это происходило? Во-первых, в управлении была картотека ранее судимых карманников со всеми фотографиями. Во-вторых, сотрудники многих воров знали в лицо. Понятно, что и воры их знали, поэтому мы маскировались как могли. Клеили усы, бороды. Гардероб меняли. Шапка — снаружи черная, внутри — красная. Если нужно — быстро вывернешь и уже наоборот: снаружи красная, внутри черная. Приемы были разные, но самое трудное — карманника, как и сейчас, нужно было не только выследить, но и схватить в тот момент, когда его рука была в чьем-то кармане или он только что кошелек вытащил. Иначе ничего доказать нельзя.
Но не только карманники посещали рынок. Там не переводились и скупщики краденого, и квартирные воры, которые несли продавать похищенное.
Постепенно становилось все больше магазинных воров. Они крали в основном продукты и продавали их на рынке. С продуктами тогда было трудно, а ночных сторожей не было, не говоря уже о сигнализациях и охранниках, поэтому, чтобы обокрасть магазин, высокого искусства не требовалось.
Еще широко были распространены мошенники. Скажем, инвалиды войны (зачастую, фальшивые), которые ездили на своих колясках и предлагали сыграть в карты. И крестьяне попадались. Так что получалось, как в той песне: как хозяин бычка продавал. Продать-то продал, а деньги тут же и оставил. Надо было только начать играть...
Понятно, что технический уровень того времени обуславливал и ареал преступности. Ибо своровать что-нибудь в Литве и вернуться в Латвию, или наоборот, возможности не было:
— Все было компактно, все были на виду. Профессионалы, скажем, воры-домушники со стажем, были хорошо известны.
Бизнеса, как и секса, не было
— Еще один важный аспект — особенное значение в работе милиции придавалось борьбе со спекуляцией. Из рук в руки на рынке практически ничего нельзя было продавать. Особенно промтовары. Не говоря уже о золоте. Хотя находились люди, которые везли из России и тут продавали. Но все это было строго запрещено. Поэтому крестьяне у воров покупали краденое неохотно, хоть те и продавали дешево. Не столько боялись, что накажут за покупку краденого, сколько — за спекуляцию. Наказания были серьезные. Нельзя было продавать и продукты — все бумаги контролировались. Если документов не было — хватали. Нельзя было купить, скажем, картошку, а потом продать подороже. То, что сейчас называется бизнесом, было запрещено.
Единственное место на рынке, где можно было хоть немного свободнее спекулировать — это был женский туалет. Он находился там же, где сейчас. Понятно, что мужчины туда не ходили. Но была у нас одна милиционер по фамилии Демченко, которая бросалась туда. Кого успевала поймать — тащила наружу.
И о сексе. По словам г-на Блонскиса, проституция, конечно же, была. Но концентрировалась она, в основном, вокруг Центрального вокзала на ул. Дзирнаву. И еще около "Мамули" девочки тусились (бывший Дом офицеров). Почему? Около вокзала было много приезжих, которые хотели развлечься, а главное — имели для этого деньги. А в Доме офицеров и небольших гостиничках рядом таки были офицеры. А они были по тем временам самыми денежными людьми. Бизнеса-то не было...
Юрмала: рай для курортников и воров
Потом Алоиза Блонскиса назначили начальником уголовной милиции Юрмалы.
— Это было время, когда курорты Черного моря только развивались, поэтому все ехали в Юрмалу. Летом было полно отдыхающих. Пляж был застроен торговыми объектами: киосками, стендами, будками... Все киоски были летнего типа — сложены из чего попало. Естественно, их никто не охранял. Ну и приезжие днем отдыхали, а по ночам интенсивно взламывали киоски. За сезон было по 100 краж из таких торговых точек.
Что мы только ни делали, чтобы предотвратить эти кражи! Ракеты внутрь клали, придумывали специальные пиропатроны, которые стреляли, когда в киоск вламывались, использовали разные порошки, чтобы раскрыть эти преступления.
Бурное было время. Вставать приходилось в 4 утра, потому что первые купальщики, видя, что очередной киоск взломан, тут же звонили в милицию. А мы бежали и искали. Перекрывали все станции, чтобы виновный не ушел.
Как появились цеховики и левые пальто
Это произошло уже в 60-е, когда у людей стало больше денег. Формировался потребительский рынок и появился пресловутый "товарный голод" и дефицит.
В 1962 году милиция впервые получила сигнал о том, что в Латвии появилась настоящая оргпреступность.
— Милицейский патруль в Юрмале ночью остановил новейшую, модерновую машину «победа». При осмотре в ней нашли отрез дефицитной ткани — плюша. Патрулю все это показалось подозрительным. Водитель машины оказался начальником майорского швейного цеха. Он утверждал, что везет материал из магазина в Риге, на ул. Кирова (теперь это ул. Тербатас). Оказалось, что ткань предназначалась для подпольного производства женских полупальто, которые потом можно было выгодно сбывать в Белоруссии.
Так с этого плюша и началось дело. Никто из нас и не подозревал, куда оно нас выведет
Руководителем этого магазина была некая Кузнецова. Ее задержали, посадили в юрмальский изолятор временного содержания. К расследованию присоединились сотрудники ОБХСС. Сначала женщина все отрицала, но на 4-й день попросила бумагу и стала писать.
Оказывается, магазин получал материал. В каждом рулоне, скажем, 50 метров плюс допуск — около полуметра, который магазину нужно было перемерить, учесть и реализовать. Она этого не делала. Так вот по полуметру и еще, экономя на замерах, со временем оставался целый незарегистрированный рулон. Кузнецова вместе с начальником швейного цеха организовала множество подпольных цехов, которым отдавала неучтенный дефицитный материал. Днем там шили легальную продукцию, а ночью — левый товар. Не только плюшевые, но и обычные пальто, а также костюмы, платья. Одежду продавали вне Латвии, проблем со сбытом не было. Ведь одежда тогда была дефицитом.
Когда это дело раскрылось, к ответственности были призваны более 30 человек. Среди них и высокопоставленные чиновники, в том числе и первый секретарь юрмальского городского партийного комитета Темнов, который получил 10 лет.
Но дело пошло дальше. Стали открываться и другие обстоятельства, которых никто не ожидал. Дело о рулоне плюша выросло в одно из самых крупных преступлений, совершенных группой лиц в экономической сфере. Продолжая расследование, мы узнавали, как можно было найти способы нелегально заработать в самых разных сферах. К примеру, в парикмахерских, банях, собирая сырье или отходы.
Скажем, что делали в банях? Каждому посетителю полагалась простыня, и цена на эту простыню была включена в цену посещения — а это и стирка, и глажка. Но не все брали простыни. Человек платил, шел париться, а за его счет автоматически появлялись левые деньги. То же самое и с вениками. И с одеколоном в парикмахерских. Параллельно открылась афера и с квартирами, которые продавали приезжим из России.
Чтобы все это могло работать без помех, определенные суммы платились начальникам. Те в свою очередь давали взятки еще большим начальникам, которые прикрывали незаконные сделки и обеспечивали тылы. Так и пришло время, когда пачкой денег можно было добиться большего, чем ломом или револьвером. В конце концов дошло до того, что арестовали первого секретаря партийного комитета Кировского района Риги, который получил 10 лет. Арестовали начальника милиции Московского района, многих сотрудников прокуратуры. Следы вели и к Центрально Комитету Компартии Латвии... Но партийца из ЦК, на которого пало подозрение, просто перевели тогда на другую работу.
1970-е: вымогательство у Паулса
Из последующих 20 лет генерал Блонскис вспоминает несколько любопытных случаев. В том числе про то, как вымогали 17 000 рублей у Раймонда Паулса.
В 1976 году знаменитый композитор обратился в КГБ: «Мне постоянно кто-то звонит и требует 17 тысяч. Помогите!»
— Ну, мы дали Паулсу портфель, начиненный всякой разноцветной пиротехникой, — вспоминает Блонскис. — И отправили на встречу, которую вымогатель назначил в Межапарке. Композитор пришел на условленное место, положил портфель и удалился. Через пару минут из кустов вышел какой-то мужчина. Он цапнул портфель и открыл его...
Вскоре заляпанного краской, шокированного и полностью деморализованного вымогателя отдали на дознание гению допроса — полковнику Николаю Злакоманову. Через несколько часов вымогатель во всем покаялся. Причем, помимо выбивания денег, признался в трех убийствах, до того считавшихся «темными»!
1990-е: время бандитов
Самыми значительными делами 90-х Алоиз Блонскис считает: дело Чубарова (крестьянина, перестрелявшего своих врагов-соседей), гулбенскую трагедию (маньяк устроил резню в в детском саду), дело банды Талбергсов, похищение подростка авторитетом В.Митревичем (Подсолнухом), а также дело об изъятом зонтике, стрелявшем патронами от АКМ.
...Что дальше? Сейчас, смотря в будущее, Блонскис размышляет:
— Когда я был молодой и учился в гимназии, там было около тысячи учеников. Но я уверен, что никто и не знал, что есть какие-то наркотики... А сейчас все про все знают.
Вот сижу в машине со своей 8-летней правнучкой, ученицей Французского лицея. Только что проехали сгоревший дом, и она говорит: "Деда, а его наркоманы спалили". Знает уже в свои 8 лет, что и как. Что есть такие наркоманы, что они пользуются шприцами, что они плохие. Но это ведь не только контрпропаганда, но и пропаганда. И вступает в силу очевидная психологическая особенность: запретный плод — сладок. Особенно для подростков.
Или вот по радио слушаем сейчас в машине "Клуб мамочек" — они там рассуждают, что замуж-то не обязательно выходить. Можно и так жить. И дети тоже не обязательны. На мой взгляд, странно это все немного.
Однако г-н Блонскис на 78-м году жизни не пытается проповедовать абсолютных истин. После войны, когда не было мобильников, да и просто телефонов, а границы были закрыты, какие-то транснациональные наркотические схемы были невозможны. Компьютерные — по понятным причинам тоже. Но времена изменились, и преступность — тоже...
— Я прожил жизнь с одной женой. У нас были дети, внуки, сейчас вот — трое правнуков уже. Я своей жизнью доволен.
Марина МИХАЙЛОВА
Игорь ИЩУК
P.S. С разрешения г-на Блонскиса в тексте использованы материалы из его книги "No ierindnieka līdz ģenerālim".
Kriminal.lv в Телеграме
