ПОСЛЕ КРИЗИСА...
Наш разговор начался с хорошей новости: статистика преступности в стране начала падать. Убийств и краж, к примеру, стало заметно меньше.
С чем связано это улучшение? По мнению Генерального прокурора, во-первых, сказывается некоторое улучшение социального положения населения — в последнее время немного сократилась безработица и повысились зарплаты. И во-вторых: люди по-прежнему из страны выезжают. В том числе и те, кто предпочитает жить нечестным путем. Ибо грабить богатых жителей Европы оказывается выгоднее, чем оставаться в Латвии...
В итоге статистика преступлений за 9 месяцев нынешнего года по сравнению с тем же периодом 2012-го стала выглядеть более оптимистично. Генеральный прокурор Латвии приводит такие цифры:
Общее количество преступлений уменьшилось на 8,15% — в прошлом году было 38 374 и только 35 245 в этом;
Количество убийств уменьшилось на 20% — 72 случая (в прошлом году 90);
Разбойных нападений и грабежей стало меньше на 8,2% — 652 (в прошлом году 710);
Краж зафиксировано меньше на 13,5% — 9433 в этом году.
ПРО «KNAB СТРИКЕ» и «KNAB СТРЕЛЬЧОНКА»
А теперь о грустном. Сотрудники Бюро по борьбе с коррупцией (KNAB) продолжают стирать на публике свое «грязное белье». И конца-края этому не видно. Учитывая, сколько супер-важных уголовных дел с участием первых лиц находится в производстве дознавателей KNAB, выглядит это удручающе.
— Судя по вашим интервью всех последних лет, это уже вопрос традиционный: как дела в KNAB? Можно ли надеяться на улучшение отношений между заместителем начальника бюро и его начальником? Какой бы не была фамилия последнего...
— Сейчас уже понятно, что конфликт Стрике-Стрельчонок — не субъективный, он уже перерос эти границы. Это и в KNAB не отрицают. Фактически произошел раскол: есть «KNAB Стрике» и «KNAB Стрельчонка». Хотя г-н Стрельчонок это отрицает, но сейчас факты уже налицо
В этой связи мне многие задают вопрос: «Почему вы ничего не делаете?» или «Почему премьер-министр ничего не делает?»
Но нужно вернуться назад в историю: KNAB создавался как учреждение, которое имеет самую минимальную форму подчинения. Закон максимально защищает бюро от вмешательство извне. Сделано это было для того, чтобы была возможность расследовать уголовные дела с участием власть имущих.
По закону о системе государственного управления, каждое учреждение должно быть подчинено Кабинету Министров. Но когда создавался KNAB, эта степень подчинения была сведена к минимуму, и подчиняется он только премьер-министру. И то — лишь до некоторой степени.
Начальник Бюро является весьма независимым лицом — у него даже нет трудового договора. Что означает: на него не распространяется трудовое законодательство, он не несет дисциплинарной ответственности и единолично осуществляет контроль в Бюро.
Что может премьер-министр? Отметить незаконно принятое решение начальника Бюро. И не более. Он не может давать указания в связи с кадровой политикой, не может указывать что-то поменять.
У меня возможностей ещё меньше. Прокуратура осуществляет только два вида надзора за Бюро: по оперативной деятельности и по расследованию уголовных процессов. Я вообще не имею права вмешиваться во внутреннюю деятельность Бюро.
KNABом руководит начальник, его решения оспариваются в порядке, установленном законом: либо обращением в суд, либо премьер-министр может отметить какие-то явно незаконные решения... Начальник кого-то уволил — пожалуйста, обращайтесь в суд.
— Но там же постоянно идут какие-то проверки...
— Работу Стрике сейчас проверяют две комиссии: одна продлила срок работы на неделю, вторая должна работать до ноября. Это компетенция начальника бюро, он решает. Для оценки работы самого начальника — как и любого чиновника — премьер-министр созывает комиссию, чтобы та определила, как он работает, достаточно ли у него навыков.
Генеральный прокурор может решать вопрос об отставке главы KNAB, но только в крайних случаях. Например, если начальник арестован или ему предъявлено обвинение. В данном случае об этом речи не идет.
Кроме того, премьер-министр имеет право созвать комиссию по оценке соответствия начальника KNAB должности. Но для этого должно быть основание: например, выводы комиссии по оценке должностного лица.
Вот и все возможности.
— То есть, это все надолго...
— Я не думаю, что это надолго. Все решить можно еще до Нового года. К ноябрю ведь должны быть решения обеих комиссий — и по Стрике, и по Стрельчонку.
Есть ещё рабочая группа, которой руковожу я, по устранению системных недостатков нормативной базы. Многие думали, что это поможет разрешить ситуацию.
Мы провели 4 заседания группы и определились, что в ближайшее время сможем поставить точку. Свои выводы мы сделаем. Да, очевидно, что нужно дорабатывать внутреннюю нормативную базу, там все довольно некачественно разработано. Это можно привести в божеский вид. Но это никак не повлияет на отношения между людьми. Ни одним нормативным актом нельзя заставить одного человека уважать другого. Можно подчинить кого-то, но уважение не присуждают, его надо заслужить.
Я бы хотел, чтобы ситуация нормализовалась. Нельзя, чтобы люди в Бюро работали в постоянном напряжении. Мне рассказывали сотрудники, которые лично не участвуют к конфликте: раньше они гордились тем, что работают в KNAB — передовом отряде по борьбе с коррупцией. Но сейчас ситуация такая, что они даже стыдятся назваться место своей работы. Ибо реакция у знакомых: «Ну что у вас там опять?»
О «ДЕЛЕ ОЛИГАРХОВ»
— Вы уже говорили, что в так называемом «деле олигархов», которое расследует KNAB, сроки следствия и так затянуты. Однако следующий год — выборный. То есть, легко спрогнозировать нередкую у нас ситуацию: из KNAB, который часто обвиняют в политической ангажированности, как раз в канун выборов начнутся «сливы», к примеру, про господина Шлесерса, который как раз баллотируется...
— Этот вопрос о сроках я слышу не в первый раз. Но у каждой стороны своя правда. Если мы смотрим со стороны фигурантов дела — а там ни один человек еще не признан подозреваемым — чисто теоретически у них нет препятствий баллотироваться и избираться. Но практически — репутация это то качество, которое сильно влияет на результат выборов. Поэтому в интересах людей, которые фигурируют в этом деле, конечно, побыстрее разобраться в ситуации, чтобы следствие было закончено.
Но, когда мы об этом говорили с сотрудниками KNAB, то ответ был таким: «Извините, но у нас ещё до срока давности очень далеко. Можем ещё 13 лет проводить следствие».
И действительно: срок давности для следствия по особо-тяжким — 15 лет. Но будет ли это соответствовать «разумным срокам» проведения следствия, если оценивать с точки зрения прав человека? Нельзя же в течение 15 лет — до истечения срока давности — влиять на чью-то репутацию. Вот с учетом этого и должно проводиться следствие. Чем известнее подследственный — тем сильнее с этим надо считаться. Иначе есть риск проиграть дело в Европейском суде по права человека. Да, срок давности не нарушается, но когда-то точку ставить надо. Еще раз подчеркну: «в разумные сроки». И, если конкретный эпизод связан с доказательствами только на территории Латвии, тогда нельзя это затягивать, если нет объективных препятствий. Понятно, когда нужно разбираться в истинных владельцах офшоров, запрашивать данные за границей — это все долго тянется. Но когда все, что нужно для принятия решения, находится в Латвии — нужно заканчивать быстрее.
Следствие по отдельным эпизодам «дела олигархов» длится уже почти 2,5 года. Исходя из практики могу сказать, что означает длительное следствие: возникают сомнения в перспективах дела. Я знаю, что ответом будет: «Мы работаем, Генеральный прокурор зря переживает». Но я все-таки скажу: нужно соблюдать «разумные сроки» и нельзя бесконечно ставить под сомнение репутацию человека.
ТЕНДЕНЦИЯ: «РЕЙДЕРСКИЕ» ВЗЫСКАНИЯ ДОЛГОВ
— В последнее время бросаются в глаза жалобы на «рейдерство». Мы посчитали: за последние полтора месяца до прессы и полиции дошло 6 случаев, которые получили широкую огласку. В основном это жалобы на банки и их чрезвычайно жесткие методы взыскания кредитов. Банки у должников отбирали урожай рапса, зерна, компьютеры и пр.
— Такие жалобы действительно есть. Как со стороны должников, в отношении которых применяются меры, уже граничащие с уголовно-наказуемыми деяниями, так и со стороны банков, которые говорят о чересчур либеральных порядках — дебиторы не желают расплачиваться с кредитами и всячески уклоняются. Со стороны складывается впечатление, что каждый участник конфликта считает: кто громче кричит: «держи вора», тот и прав.
В прессе много уже говорилось о ситуации с Norvik banka и Winergy. Там теперь ведется расследование двух уголовных процессов. Однозначно сказать, кто прав — нельзя. С обеих сторон, мягко говоря, усматриваются неточности.
Но в целом, стоит отметить: когда банк заинтересован выдать кредит, он тоже работает не совсем точно, допускает ошибки. Довольно часто дебиторы потом оспаривают получение кредита вообще. Банк не так оформил — и возникает вопрос о правомерности действий банков.
Что касается методов взыскания, то часто нужно решать вопрос: не перешли ли охранные фирмы, которых нанимают банки, границу. Нет ли оснований говорить о самоуправстве — они ведь без решения решения суда могут реализовать только право залогодержателя.
— Что может ситуацию нормализовать?
— Премьер-министр проявил инициативу создать рабочую группу для нормализации законодательства по поводу иностранных инвестиций, по их защите. Ведь нередки ситуации, когда иностранные инвесторы приходят к нам и думают, что им все дозволенно, что сейчас все будут смотреть на них во все глаза, прислушиваться к каждому слову и они смогут делать все, что захотят. Но так не будет. И когда с них тоже требуют вести себя ответственно, они бегут жаловаться, что в Латвии не защищаются интересы иностранных инвесторов.
Возможно, следовало бы активизировать одну из рабочих групп при министерстве юстиции для уточнения законодательства.
О «ДЕЛЕ ЧАЛОВСКОГО»
— Ситуация выглядит несколько противоречиво: сначала прокурор довольно жестко настаивает на выдаче «имантского хакера» в США. А недавно принимает решение о его освобождении — без всяких мер пресечения. Чаловский сейчас по решению гособвинителя — совершенно свободный человек. В чем причина подобных виражей?
— В данном случае не было противоречий. Схема действий сначала была стандартной: мы получаем ходатайство о применении меры пресечения и выдаче гражданина. У нас не было оснований отказать США. Мы оценили присланное обвинение на соответствие Уголовному закону Латвии (у нас тоже предусмотрено наказание за те же действия), оснований полагать, что Чаловского преследует по религиозным или политическим мотивам не было, других обстоятельств тоже. Мы дали заключение: Чаловского можно выдавать. Далее материал поступили в Верховный суд, где выслушали все аргументы. Решение было — «выдать». Далее дело перешло в Кабинет министров, который уже оценивает: нет ли политических мотивов в деле. И тут тоже дали добро. Но тут вмешался Европейский суд по правам человека. Это его право. Будем ждать решения.
Но этот случай выявил очень много проблем в Уголовном законе. До этого мы ни разу с такой ситуацией не сталкивались. Оказалось, что не урегулирован вопрос об освобождении от содержания под стражей до истечении максимального срока. Ну ладно, прокурор имеет право отменить постановление о незаконном содержании под стражей. Но Чаловский содержался под стражей законно: суд принял об этом решение. Основания — есть, процедуру выдачи прошел (да, она приостановлена, но не отменена).
Однако Европейский суд по правам человека не сообщил, в какие сроки он собирается рассматривать «дело Чаловского». Надо понимать так: «как только, так сразу». А человек-то под стражей. И есть сроки содержания под стражей.
Но вот Европейский суд запросил у Латвии пояснений, которые « нужно подать до 25 ноября», и стало ясно: до 4 декабря никакого решения не будет. То есть: Чаловского надо выпускать.
Почему прокурор отменил меру пресечения и не наложил никакую другую? Потому что закон не предусматривает этого. А сами мы не можем «изобретать велосипед». Содержание под стражей в данном случае единственная предусмотренная мера пресечения.
Так что этот человек полностью свободен. Может ехать, куда хочет.
О НЕВЕЖЕСТВЕ ВЫПУСКНИКОВ ЮРФАКА
— Недавно, после экзамена соискателей на прокурорское звание, вы выступили с жесткой оценкой выпускников юридических факультетов. Все так плохо?
— Юристов сейчас готовит 11 вузов, это уже говорит о том, что существует конвейер по штамповке юристов. Но дело, прежде всего, в отношении самого человека к учебе.
Сейчас большинство студентов видят себя как? Преуспевающими адвокатами. «Буду умно говорить и держать мешок, в который сыплются деньги». А если не адвокатами, то юристами в большой, преуспевающей фирме. Тоже нет? Тогда ладно, придется становиться судьей, прокурором, или следователем в полиции. Последнее — это когда уже совсем некуда идти.
Поэтому и выходит: многие студенты хорошо подготовлены по международному праву и правам человека, но к уголовно-правовым отношениям у них интереса меньше. Хотя большинство рабочих мест требует другой подготовки.
Стоит отметить, что этом году плохие результаты были связаны и вот еще с чем: уголовный процесс преподают на 3-4 курсе, однако в этом году с 1 апреля вступили в силу значительные изменения в Уголовно-процессуальном законе. Студенты за этим просто не следят. Но даже если бы они и прочитали изменения, то без знаний, как это реально работает на практике, они бы вряд ли сами разобрались.
Однако это то, что касается профессиональной части.
Хуже другое: выпускники юрфака не в состоянии пройти текст на элементарную логику, умение мыслить. Некоторым может показаться, что вопросы были сложные, но если подходить с точки зрения логики и минимальных знаний — ответить можно было легко.
Например был вопрос: сколько краев в Латвии. Ладно, ты не знаешь 110 или 112. Но если человек знает, что больше 100, тогда он бы ответил правильно. Потому что это же тесты — там уже предусмотрены варианты ответов. Надо было выбрать из: «26» (когда-то столько районов было), «98» (меньше 100), и правильный ответ «112». Отбрось лишнее — вот и ответ.
Или: сколько государств в Еврозоне? 27?.. Но если человек знает, что в ЕС состоит 28 государств (или что-то около того), а Латвия и Литва ещё не ввели евро — значит не более 26. «Восемь»? Как-то маловато... И снова, только один вариант ответа может быть правильным — 17. Просто надо было немного подумать.
Но отвечавшие, если не знали ответа, не начинали думать. Они просто гадали.
И НЕМНОГО О ЛИЧНОМ
— Генеральной прокурор — один из немногих наших госслужащих, который не имеет долгов, земель, яхт, дорогих машин... У вас очень скучная декларация. Машина — Toyota Corolla Verso 2008 года — 5-летней давности. Не собираетесь ее менять?
— Машина может служить до 8-9 лет. Вот предыдущая «мазда» мне прослужила 8 лет. Я прагматично подхожу к этим вопросом. Если машина исполняет функции, для которых она предназначена, то вполне хватает.
Есть очень хорошая поговорка: «Богат не тот, у кого много, а тот, кому хватает». Каждому свое.
У меня есть машина «Нива», например. Она мне служит для поездки в лес — по грибы или на охоту. Она прекрасно исполняет свои функции, переварена во всех местах, да, комфорта маловато, но зачем мне в лесу комфорт? Это внедорожник с большой проходимостью, когда можно ехать и не думать, что веткой поцарапаешь.
Хобби номер один — это охота. Я в лесу полностью отключаю голову от работы. Те, кто называет охоту поездкой за дешевым мясом заблуждаются: мясо в итоге получается очень дорогое (цена экипировки и т.д.).
Я приезжаю в родную деревню, там провожу время со своими мужиками, для которых я не какой-то рижский начальник, а просто свой человек. Могут и послать. Чувствуешь себя действительно совершенно свободным.
Марина МИХАЙЛОВА, Ольга ХАМЕНОК
Kriminal.lv в Телеграме
