Но когда среди прочего «стукачества» в КГБ видишь сообщение на самого себя, возникает недоумение и легкий шок, пишет Андрей Муравьев. Неужели из тех, кто именно с тобой учился рядом, с кем ты вместе прогуливал лекции, пил пиво и дешевый «Вермут», были те, кто доносил именно на тебя?! Оказывается, были...
Вот выдержки конкретного доноса:
... «02.1986 Объект такой-то (конкретное имя я специально не называю. — Прим. Ред.) передал тетрадь со своими идеологически вредными стихами учащемуся на Филологическом факультете Латвийского госуниверситета Муравьеву, чтобы он, как будущий филолог, оценил их...(Профилактика...).По сообщениям от 03.1986, в Риге студент ЛГУ Муравьев А.Г. часто исполняет различные песни, слова которых носят идеологически вредную направленность... Кроме того, Муравьев в присутствии «информатора» распространяет идеологически вредные взгляды, что в нашей стране нет свободы слова и действий. Среди них: «СССР как был тюрьмой для 230 млн человек, так и остался». Он также назвал ввод войск в Афганистан оккупацией». (канд[идат] для в[ербовки]...»
Как набирали информаторов
Как все это происходило: вербовка, обучение агентов, а вернее, доносчиков КГБ среди студентов, рассказывает занимавший с 1995 года пост руководителя латвийского Центра документации последствий тоталитаризма (ЦДПТ) Индулис Залите.
— C 1953 года, когда была проведена реформа КГБ, для всех информаторов, или, как их называли в народе, «стукачей», статус «агентурная сеть» был изменен на «агентурный аппарат». То есть было уменьшено количество агентов, но каждый из них должен был эффективно работать по своему направлению. Поэтому и студентов-информаторов правильно называть агентами КГБ.
Идеологический контроль за всеми высшими учебными заведениями в СССР находился в компетенции пятого отдела КГБ, созданного в 1967 году и занимавшегося идеологической контрразведкой. В ЛССР для надзора именно за студентами в рамках этого отдела было создано седьмое подразделение. Всего же было семь подразделений, агентами которых были как студенты, так и сотрудники вузов: 1— эмиграция, 2 – творческая интеллигенция, 3 – латышские националисты, 4 – религиозные общины, 5 – поиск анонимных авторов, 6 – евреи и 7 – учащаяся молодежь и академическая интеллигенция. Студентов вербовали по-разному. Мотивация для вербовки зависела от подразделения и направления работы.
Например, возьмем вот этот вышеприведенный донос. Видите, в первой части сообщения про человека, давшего тетрадь своих стихов, написано «профилактика». Это значит, что его, скорее всего, вызывали в КГБ, где проводили идеологическую беседу, во время которой могли и просто припугнуть неприятностями в учебе.
А вот в конце сообщения стоит «(канд[идат] для в[ербовки]...». То есть объект планировали попытаться завербовать, но по каким-то причинам делать этого не стали.
На что «ловили» будущих агентов
Профилактика, проведение беседы, припугивание – это так называемая «негативная информация». Сотрудник КГБ разъяснял студенту «неправильный характер» его поступков, требовал раскаяться в содеянном, иногда угрожая административной или дисциплинарной ответственностью по 65-й статье Уголовного кодекса ЛССР «За антисоветскую агитацию и пропаганду».
Однако лишь на «негативной информации» вербовать не особенно пытались, поcкольку на компромате ни один агент долго работать не будет.
Толку от таких было немного. Поэтому искали и другие способы привлечения агентов, например, даже коллекционирование марок, поиск общих интересов, чтобы «втереться» в доверие. То есть не было единой техники, была методика. Для начала определялся «интересный» студент, чаще всего со 2-3-го курса, когда уже было видно, что этот человек из себя представляет. Если он активен, ему доверяют, к нему прислушиваются, значит, его могут определить как потенциального кандидата на вербовку.
Вообще же к каждому вузу был «прикреплен» свой куратор – оперативный работник КГБ. Информацию о кандидатах он непосредственно получал от лидеров комсомольских организаций, из отдела кадров вуза и т.д. Так что сам-то он по факультетам или общежитиям среди студентов не рыскал. А вот получив информацию о человеке, куратор уже изучал его личное дело, собирал о нем более подробную информацию, искал индивидуальный подход и повод с ним познакомиться.
Потом уже в ход шла «положительная мотивация». «Кандидату» могли сказать, мол, нам очень нужна твоя помощь, чтобы факультет процветал, то есть мозги могли запудрить как угодно. Кроме того, многим студентам льстил элемент секретности, конспиративности, что «за помощью» в «делах государственной важности» обратились именно к ним, что они «избранные».
Им было приятно осознавать, что у них есть такой сильный покровитель, встретиться с куратором тайно в кафе, выпить кофе и коньячок с лимончиком, свободно обо всем поговорить и даже поспорить о политике. Однако замечу, что в идеологическом плане агент или его куратор редко были глупыми фанатиками существовавшего строя и во все эту советскую пропаганду не верили.
Для чего вербовали и как обучали
В идеологическом плане агенты чаще всего «работали» среди студентов гуманитарных факультетов: историко-философского, филологического, исторического и т.д., поскольку они более начитаны, а значит, были более свободомыслящими.
Ведь потом, по окончании вуза, многие из них становились руководителями, попадали в «номенклатуру» и могли тем или иным образом влиять на общественное мнение.
Со студентами-«технарями» работали для того, чтобы потом использовать их для защиты государственной тайны или же сбора за рубежом научно-технической информации.
Если такой студент ехал за границу по обмену опытом, а там в институте есть интересная информация, то его обучали, как общаться, входить в доверие и методам запоминания полученных данных.
Нужно помнить, что агента вербовали под конкретную задачу, но каждого, прежде всего, обучали основам конспирации, как договариваться о встречах, как их проводить, как звонить по телефону куратору и какие условные фразы произносить, что говорить, если друзья, однокурсники или родственники что-то заподозрили.
Вербовка – дело тонкое
Вербовка агентов по национальному признаку зависела от специфики подразделения. Так, например, в первом подразделении «Эмиграция» и шестом «Евреи» агентами, в основном, были евреи. В третьем «Латышские националисты» — соответственно, латыши. В русскоязычные среды, например для обеспечение контрразведки на транспорте, вербовали чаще русского, в латышские – латыша. Но четкого деления не было. Русский агент мог «работать» среди латышей, а, скажем, еврей – среди русских. Ведь тогда уж очень явно выраженной обособленности не было.
Но, конечно, при вербовке учитывались национальная ментальность, особенности.
Для латышей, например, в качестве мотивации, как ни парадоксально, часто использовался национализм.
В агенты брали лучших, а у лучших, как известно, критическое мышление и никакой пропагандой им мозги не запудришь. Так зачем это критическое мышление стараться из него вытравить? Зачем его ругать за это? Этим занимались комсомол и партия, действовавшие в таких случаях очень примитивно и грубо. КГБ же старалось очень тонко использовать такого студента в своих целях, играя на его национальных чувствах и манипулируя сознанием.
Например, при профилактической беседе или вербовке агент или куратор могли «напеть» ему по секрету что-то вроде: «Знаешь, Янис, я тоже за латышскую Латвию и не хочу ее русификации. Я тебя прекрасно понимаю и разделяю твои национальные взгляды, но не высказывай их пока, а то у тебя могут быть неприятности. Не делай глупости, остынь. Ты пригодишься позже, когда придут другие времена». И это часто срабатывало.
Такие же механизмы, такой же способ манипуляции, но только уже с другой мотивацией, применялись и в отношении русских, евреев и т.д.
Любой агент – все равно «стукач»
Кому-то покажется странным, но агентов на работу в КГБ не брали. Это было неписаное правило. Ведь у штатного сотрудника КГБ и бывшего агента совершенно разная психология. Последний, хоть и называется гордо агентом, но ведь, по сути, он просто доносчик или «стукач».
Значит, в определенный момент этот человек способен на предательство, а это оперативникам не прощается. КГБ всегда нуждался в новых кадрах. Потенциальный отбор сотрудников проводился, в основном, с историко-философского факультета, ведь его выпускники шли потом на «идеологический фронт». Куратор от КГБ в каждом вузе в отделе кадров просматривал личные дела и искал не только кандидатов в агенты, но и кандидатов на оперативную работу.
К этим студентам присматривались после 2 курса, когда люди уже более зрелые. Анализировалось все — как они ведут себя, насколько самостоятельны, надежны. Потом с ними вели переговоры и давали задание. Но это были не те задания, что давали агентам, которых можно было психологически «сломать» и завербовать для простого «стукачества». Кандидатам на работу давали задания поделикатнее, например, выяснить все про конкретного человека, войти к нему в доверие, узнать, чем он живет, чем «дышит», каковы его интересы и окружение. То есть, потенциальный сотрудник КГБ уже со средних курсов тренировался как манипулятор.
Были, конечно, люди, которые отказывались от сотрудничества или предложения о работе, но никаких карательных санкций или мер к ним не применялось. Ведь это уже были, слава Богу, не сталинские времена.
Для справки
Количество агентов КГБ и их распределение в некоторых вузах Латвии в 1989/1990 годах.
Латвийский Государственный университет:
Кол-во студентов: 5405
Агенты (студенты): 53
Агенты (преподавательский состав): 9
Всего агентов: 62
Рижский политехнический институт:
Кол-во студентов: 8261
Агенты (студенты): 19
Агенты (преподавательский состав): 7
Всего агентов: 26
Рижский медицинский институт:
Кол-во студентов: 2634
Агенты (студенты): 18
Агенты (преподавательский состав): 6
Всего агентов: 24
«Плотность» агентов
ЛГУ и РМИ: примерно 1 агент на 100 студентов
РПИ: примерно 1 агент на 300 студентов
Kriminal.lv в Телеграме
