В частности, в докладе Счетной палаты о нашей стране сказано следующее:
«В Латвии внутренняя девальвация в основном повлияла на заработную плату недавно принятых наемных работников, однако в частном секторе зарплата сотрудников снизилась минимально. Коррекция заработной платы частично произошла путем подстройки незадекларированных доходов, но влияние этих мер было ограниченным».
Косвенно аудиторы указывают на так называемую зарплату «в конвертах» в Латвии, и если совместить это с расчетом объема теневой экономики, получится, что в период кризиса нелегальная деятельность была весьма впечатляющей. К тому же официальное снижение заработной платы не было равноценным для всех — у занятых в частном секторе оно было умереннее, чем у госслужащих. Вместе с тем у стратегии, выбранной в кризис, имелось еще одно побочное действие — она стала причиной усиления неравенства.
Для преодоления кризиса Латвия выбрала путь внутренней девальвации, хотя в то время у нас еще была собственная валюта — лат, и во время кризиса некоторые государства, как, например, Польша, свою валюту девальвировали. В Латвии такая возможность тоже рассматривалась, но ее признали худшей, чем вариант так называемой «внутренней» девальвации. «Внутреннюю» девальвацию как метод также использовали в Ирландии и Португалии, которым также была предоставлена международная финансовая помощь. Однако у этих стран выбора не было, поскольку они уже находились в еврозоне, и там девальвация национальной валюты не могла использоваться как метод восстановления конкурентоспособности.
Латвии удалось вернуться к росту быстрее, чем ожидалось, к тому же не потребовалось использовать и все зарезервированные в программе помощи 7,5 млрд евро. Это может расцениваться как как фактор успеха, поскольку при обращении за помощью к международным институциям допускалось, что банковский кризис в Латвии будет гораздо сильнее, и спасать потребуется не только Parex banka. Латвия также соблюдала фискальную дисциплину и старательно придерживалась установленного уровня дефицита бюджета, в противовес Венгрии, Румынии и Португалии, которые не всегда выполняли требования кредиторов. Счетная палата также установила, что в целом пять стран — Латвия, Венгрия, Румыния, Ирландия и Португалия — выполнили примерно 80% выдвинутых условий. Также отмечается, что хотя программы помощи содействовали реформам, намеченные результаты достигались не всегда.
Выбранная Латвией «внутренняя» девальвация вызвала также ряд негативных побочных эффектов, наиболее существенный из которых — стремительная потеря рабочей силы. Исследователи подсчитали, что во время кризиса страну покинули примерно 300 тысяч в основном трудоспособных жителей. Во время кризиса значительно выросла доля теневой экономики, что отчасти помогло компаниям сохранить и сотрудников, и бизнес, однако с последствиями роста «серого сектора» государству приходится бороться до сих пор. Так же усилилось неравенство в доходах жителей, и это до сих пор является серьезной проблемой Латвии. «Если бы лат был девальвирован, падение доходов равномернее затронуло бы все слои общества, и занятость также сохранилась бы на более высоком уровне», - считает экономист DNB Bank Питер Страутиньш.
«Все подобного рода кризисы приводят к росту теневой экономики. В таких случаях предприниматели пытаются оптимизировать свои расходы и за счет налогов», - признает госсекретарь министерства финансов Арвилс Ашераденс. Однако он добавляет, что когда в 2010 году доля теневой экономики превысила нормальный уровень, правительство приняло разработанный министерством финансов план, в результате реализации которого удельный «серого сектора» стал сокращаться.
Остается неясным, сознательно ли в годы глубокого кризиса госучреждения закрывали глаза на это явление. Доказать это сложно, и выводы могут быть скорее спекулятивными. «В краткосрочной перспективе может быть выгодно, что предприятие не закрывается, а работает, поскольку не нужно платить пособие по безработице. Но насколько это было распространено, судить сложно», — указывает главный экономист Swedbank Мартиньш Казакс.
По данным исследования Центра устойчивого бизнеса SSE Riga, в 2009 году (когда центр начал исследования) теневая экономика в Латвии составляла 36,6% от валового внутреннего продукта (ВВП), а в 2010 году уже превышала 38 %. В соседних странах — Эстонии и Литве, также пострадавших от кризиса, доля «серой» экономики в этот период была значительно ниже. Правда, сведения Центрального статистического управления несколько отличаются из-за разных методов расчета. Однако по ним хорошо прослеживается тенденция, согласно которой в «жирные» годы доля теневой экономики сократилась, а в кризис вновь резко возросла. Так, в 2005 году она оценивалась в 11,7% ВВП, в 2006 году — в 11%, в 2007 — в 8,7%. Однако уже в 2008 году удельный вес теневой экономики в Латвии составил 15%, а в 2009 году вырос до 23%, и в 2010 году остался на том же уровне — 23%.
Главный экономист Swedbank Мартиньш Казакс не согласен с выводами Счетной палаты о том, что в кризис зарплаты в частном секторе существенно не снижались. Приспосабливаться пришлось всем — и работавшим официально, и тем, кто частично или полностью получал зарплату в конверте. Даже среди так называемых «белых» компаний можно найти такие, кто в то время пытался уклониться от налогов, полагает он. Согласен с этим мнением и экономист Петерис Страутиньш. Сотрудникам компаний важно было заработать и выжить, и им приходилось мириться с тем, что социальный налог за них больше не платят, полагает он.
Специалисты также отмечают, что в латвийском обществе деятельность теневой экономики считается допустимой и не осуждается, да и политики вполне терпимы к подобному способу ведения бизнеса.
Хотя в настоящее время удельный вес «серого сектора» снижается, Мартиньш Казакс отмечает: очень важно, чтобы это происходило не потому, что экономика растет и необходимости обманывать государство больше нет, а по фундаментальным причинам — чтобы компаниям и людям больше не хотелось мошенничать, а общество не поддерживало бы уклонение от налогов.
Источник - LSM.lv
Kriminal.lv в Телеграме
