— Я не могла поверить, что такое происходит сейчас в Латвии, — говорит Андрия Ликова после посещения этого детского дома.
Частые унижения от воспитателей, физическое воздействие, спартанские условия, высылки в далекие интернаты, ночные вывозы в психоневрологические клиники с помощью полицейских — вот далеко неполный список того, что поразило наблюдателей. Хотя теоретически у нас есть и законы, и организации, охраняющие права детей. Есть и множество программ со специалистами, которые должны помогать детям с самыми разными проблемами. Но в реальной жизни система работает не совсем так, как на бумаге.
Очевидно, похожая картина сложилась и в других детских домах. И дело тут вовсе не в том, что в учреждениях работают сплошь садисты. Дело зачастую в деньгах. Судите сами: на каждого сироту самоуправление выделяет до 1200 евро в месяц. Причем эти деньги придут вне зависимости от того, будет ли ребенок в учреждении или его отправят в интернат, психоневрологическую больницу или обычный стационар. Вот и получается, что избавиться от ребенка проще, чем ему помогать. А в результате детей просто травмируют эмоционально и физически.
Визит со стороны
— В нашей команде было четыре человека: психолог, эрготерапевт, физиотерапевт и социальный работник, — поясняет Андрия. — Мы начали работу 29 декабря с самого утра, познакомились с заведующей, психологом. У психолога я сразу спросила, сталкивались ли дети с насилием — эмоциональным, физическим, сексуальным. На что она ответила, что ничего подобного в учреждении нет.
Надо сказать, что с самого начала атмосфера была довольно напряженная. Видимо, там не привыкли к долгим визитам проверяющих. Мы же, в свою очередь, могли работать там неограниченное время.
Детей было около 50 человек. Но нам удалось понаблюдать только за 48, так как некоторые дети были высланы в далекие интернаты, один мальчик пропал — в ноябре 2016 года он убежал из детского дома, и до сегодняшнего дня о нем ничего неизвестно.
Первый шок
— 7 января я отправилась на второй визит уже сама, — продолжает Андрия и поясняет, что начала она с группы маленьких детей — от двух до четырех лет.— Уже при первом контакте с воспитательницей стало очевидно: эмоциональное насилие и шлепки здесь обычная практика. Она стала высказываться в духе, что "цыганам тут не место", обзывалась. Девочка, отвечая воспитательнице, сказала: "Она нас бьет по попе". И мальчик в группе к этому добавил: "Да, но другая воспитательница бьет сильнее". В ответ воспитательница злобно смотрела на детей. Все это заставило меня насторожиться.
Однако, как позже выяснила Андрия, это были только первые тревожные сигналы об общей атмосфере в заведении. В тот же день появилась другая воспитательница, которая, не смущаясь наличием наблюдателя со стороны, стала приводить детей к обеденному столу за ухо.
— У меня был шок оттого, что это вообще происходит в моем присутствии, — говорит Ликова. — На мои замечания она не реагировала, вроде бы отпустила ребенка, но потом продолжила за ухо тянуть другого.
Потом мальчик побежал в туалет и там заплакал.
— Я тоже побежала туда, ребенок держался за попу и плакал. А воспитательница говорила что–то вроде: "Ну вот, добегался и упал". Затем этого же ребенка она повела из туалета, держа за шею. И все эти действия в понимании воспитательницы были совершенно нормальными, она даже не задумывалась, что что–то не так. На замечания она не реагировала. На секунду останавливалась, а потом продолжала в том же духе.
Детей за обедом она била по рукам, по попе, одному ребенку, который не хотел есть мясо, воспитательница стала запихивать его в рот, все это сопровождал постоянный звуковой фон из угроз и оскорблений.
— И это был только первый день работы! Стало совершенно ясно, что среда в этом учреждении абсолютно нездоровая. Я сама разозлилась, видя такое, пыталась ее остановить. Но она просто не реагировала.
Андрия подчеркивает, что для такого воздействия на детей не было никакого основания. Напомним, детям было от двух до четырех лет. Они были общительны, охотно ели, старались слушаться, угодить и понравиться.
— Самое печальное, что по детям было видно: они привыкли к такому обращению. У этих детей есть проблемы задержки развития речи, что совершенно понятно в такой нездоровой атмосфере. О каких–то разговорах за столом, обмене эмоциями просто речь не шла.
Странное закаливание
Далее был тихий час — и новый шок для наблюдательницы. Андрия подчеркивает: для зимы — а это было 7 января, дети и так были неподобающе одеты: в шорты, майки с короткими рукавами, сандалики. Однако для сна всех детей заставили раздеться вообще до трусов. Никаких пижам, маек или рубашек — полуголых малышей просто положили под тонкие синтетические одеяла. В помещении и так было прохладно — только +18 градусов, однако воспитательница еще и открыла окно. Нет, не проветрить. Просто оставила окно открытым, хотя на улице в это время стояли морозы.
— Это повторялось и с другими воспитателями 21 января. Должна сказать, что дети очень часто болели. И именно маленькие дети постоянно оказывались в больницах, — комментирует это Андрия Ликова. — По моему мнению, детей просто морозили. У многих были зеленые сопли, но воспитательница, несмотря на это, открывала окно, поясняя, что у них такой порядок. Я сама закрыла окно и предложила детям одеться в то, в чем они были до этого.
Что касается общей атмосферы, то она была гнетущая и нездоровая, не соответствующая цели развития детей. Они просто не могли спать. Их постоянно обзывали и обвиняли.
— Самое ужасное, что когда о своих наблюдениях мы информировали Инспекцию по здоровью, нам ответили, что они в учреждении были в апреле, и с температурой там все в порядке! — говорит Андрия.
Ночные вывозы
Больших детей, как выяснилось, регулярно высылали в интернаты. Иногда — весьма далекие: в Адaмову и Балтинаву. Хотя необходимости в этом никакой не было — в Елгаве все нужные программы обучения есть, в том числе и специальные.
Кроме того, детей регулярно и внезапно вывозили в больницы и психоневрологические клиники. Детей помладше увозили обманом — под предлогом кино. Подростков, в свою очередь, высылали в 4–5 утра под конвоем муниципальных полицейских.
— Эмоциональное насилие над детьми происходило постоянно. Они не могли даже нормально поспать, их постоянно чем–то травмировали, — возмущается Андрия. — Одну девушку внезапно увезли, как мне сказали, в Гинтермуйжу. Я ее встретила позже, она накануне вернулась из больницы. Вся опухшая, чешется, покрытая мелкими прыщами. Единственная помощь от персонала — это совет не чесаться. Когнитивные реакции подростка были замедленными. Я не могу сказать наверняка, но отеки и все остальное свидетельствует, что могла быть передозировка лекарствами. Однако на вопрос, почему она оказалась в больнице, девушка ответила: "За плохое поведение и плохие оценки".
Руководство детдома при этом не отрицало, что пугает детей этими "выездами" в случае плохого поведения.
"Они разделяют братьев и сестёр!"
По словам Андрии, проблемы бросались в глаза во всех сферах. Одна из самых очевидных — разделение братьев и сестер, что является прямым нарушением 27–й статьи Закона о защите прав детей.
— Во время нашей работы привозили новых детей и тут же их разделяли. На плач и просьбы просто никто не реагировал, — говорит Андрия.
В конкретном детском доме было 36 детей из 11 семей, и им не давали держаться вместе, несмотря на требование закона. Хотя тут даже не надо быть психологом, чтобы понять: детей, оставшихся без родителей, без своего дома, лишать ещё и последнего родного человека — просто жестоко. Происходит двойная травматизация.
— Руководство поясняет, что закон не нарушен — все ведь живут по одному адресу. А то, что они не могут общаться и живут каждый в своей группе — тут нет ничего такого.
С психологической помощью и поддержкой тоже явные проблемы.
— Дети, вновь прибывшие в детский дом и находящиеся в состоянии адаптации, говорят, что с ними никто не проводил никакой работы, не разговаривал ни психолог, ни кто–то другой из работников, хотя психолог и работает там до пяти вечера. То есть рабочее место есть, а реальная помощь детям не оказывается, — говорит Андрия.
Она вспоминает, как стала свидетельницей такого случая: у 13–летней девочки умерла единственная родственница — бабушка, так она попала в детский дом.
— Она плакала, лежа на кровати в похожем на коридор месте, никто ей не помог, никто даже не поговорил. Ни о какой психологической помощи говорить не приходилось, — возмущается специалист. Просто через две недели руководство детского дома перевело девочку в интернат, который располагается в той же в Елгаве.
Букеты болезней и полное равнодушие
— Нам нужно было собрать анамнез на каждого ребенка: их историю, как они попали в учреждение, какими заболеваниями страдают. В личных делах мы обратили внимание на то, что у детей очень много диагнозов. В самых разных сочетаниях, с самого раннего возраста, — поясняет Андрия.
Какие же документы обнаружились в детдоме? Диагнозы просто от руки написаны. Кто их ставил? Информация в личных делах не соответствовала медицинским картам. 13 января мы пошли поговорить с медсестрой и попросили заключения от врачей. Она ничего не могла пояснить, пыталась оправдаться, что работает только с октября и ничего еще не знает...
Некоторым детям очевидно были нужны консультации окулиста, мы в январе сказали об этом медсестре, но только в марте руководство сказало, что детей отвезли на проверку.
Еще после первых случаев насилия над детьми госпожа Ликова решила поговорить с заведующей. Однако та ответила, что у нее нет времени. "Идите и работайте", — заявила она.
— Нас поразило и отношение Инспекции по здоровью. На все наши письма с перечислением нарушений и указания на несоответствия в документах, даже на рассказы о ночных вывозах детей в психоневрологические клиники, ответ был таким: "Документы в порядке, соответствуют нормам, и у них нет обязанности проверять информацию в личном дела ребенка", и "документы семейного врача тоже в порядке". Хотя о семейном враче мы вообще ничего не спрашивали.
Что из этого следует: мы просто получали бюрократические отписки. Не помогло и обращение в Инспекцию по защите прав детей.
— Удивительно, что каждые несколько месяцев подобные учреждения проходят проверки. И здесь тоже все проверки были, и никаких нарушений не было выявлено. Как же их проверяли? — недоумевает психолог. — В нашем присутствии (а иногда мы ходили все вчетвером) не стеснялись обзываться, бить детей. Что же там происходит, когда никого нет?.. И главное, совершенно очевидно, что персоналу это кажется нормальным.
Дети и деньги
А теперь задумаемся о причинах происходящего. Понятно, что дети из неблагополучных семей в стрессовых условиях — сложные люди со своими жизненными историями. Но, в теории, у нас имеется множество специалистов и программ, чтобы им помочь и позаботиться о них. Откуда же берется равнодушие и жестокость?
На самом деле еще в 2015 году омбудсмен Юрис Янсонс поднимал тему "сиротской индустрии". После исследования Бюро по правам человека детских домов выяснилось, что 10 миллионов, выделяемые на сирот, до них по сути дела не доходят.
Если вкратце, оказалось, что детей, которых зачастую забирали из семей с трудностями, вместо того чтобы учить, лечить и воспитывать, нередко попросту отправляли в психоневрологическую больницу. А финансирование при этом продолжает поступать — 1) в детские дома; 2) в учебные заведения; 3) и, само собой, в лечебные учреждения.
"Детей отправляют в психбольницы в 10 раз чаще, чем детей, которые проживают у опекунов и в приемных семьях, потому что так проще. А финансирование за них продолжает поступать в детдома", — сообщил нам тогда омбудсмен.
"Тарифы" весьма солидные: каждый месяц детские дома получают за ребенка около 1200 евро. Даже если он в больнице или в интернате. Кстати, больница и интернат тоже получат определенную сумму за того же ребенка.
Косвенное подтверждение того, что дети интересуют "систему" только в количественном плане, Андрия Ликова приводит и в случае Елгавского детского дома. По ее словам, команда исследователей интересовалась, имеются ли дети, у которых есть шанс вернуться в семью. Социальный работник заведения ответил, что таких детей нет. Однако через какое–то время все–таки несколько детей вернулись в семью. Это значит, что их родители что–то делали, выполняли задания Сиротского суда, социальной службы, боролись за детей. Но со стороны детдома никакой поддержки возврата детей в семью не было.
Еще один важный момент. Когда воспитаннику детдома исполняется 18 лет, ему должны предоставить жилье. Однако если человек по медицинским показаниям не может себя обеспечивать, его отправляют в пансионат.
По словам Ликовой, в Елгаве есть разные возможности для молодых людей с различными нарушениями. Например, есть дом молодежи, где молодые люди могут жить, осваиваться в обществе, получать помощь ассистента. Однако в этом детском доме "указывали" одну дорогу — в пансионат.
Избить ребёнка за 210 евро
На сегодняшний день Андрия Ликова подала 11 заявлений в различные инстанции с просьбой о помощи и проверке в Елгавском детском доме. Проявило реальную заинтересованность только Бюро по правам человека. Единственное! Остальные ответы были только формальными отписками. От минздрава пока нет ответа.
О наказаниях. Пока удалось доказать эпизоды насилия со стороны только одного представителя персонала детского дома. Инспекция по защите прав детей наложила штраф на провинившуюся воспитательницу — 210 евро. Штраф был применен за принудительное кормление детей, битье по рукам, шлепки, дерганье за волосы и другие насильственные действия.
Андрию Ликову шокировало, что оштрафованной воспитательнице дали возможность вернуться на работу, если заведующая это разрешит.
— Это значит, что каждый может бить ребенка за 210 евро? — недоумевает психолог.
Однако позже эту воспитательницу все же уволили.
На основании заявлений экспертов Инспекция по защите прав детей также начала административное делопроизводство в отношении еще одной работницы — в этом же заведении социальной опеки. Пока решение по этой воспитательнице не принято.
Промежуточный финиш
Руководитель детского дома Майя Нейланде подала заявление об уходе. Свой пост Нейланде покинет 1 августа.
Вопрос об уголовной ответственности пока не обсуждается. В сейм подан ряд инициатив, чтобы уточнить некоторые формулировки в законах. Например, по поводу неразделения братьев и сестер активисты предлагают подчеркнуть, что они не просто должны проживать по одному адресу, а находиться в контакте друг с другом.
Николай Кудрявцев, "Сегодня"